Музыка как судьба. Читая дневники Свиридова
Музыка как судьба. Читая дневники Свиридова
«Искусство есть такое идеальное изображение жизни, которое приводит человека в состояние напряжённого желания идеального, то есть красоты, духовной чистоты и добра».
Прекрасная мысль! Взято мною из статьи А. Н. Толстого «Голубой плащ».
(Г. В. Свиридов. Из дневниковых записей 1979 года)
Нет необходимости представлять имя и творчество Георгия Васильевича Свиридова, поскольку он - один из самых любимых и почитаемых композиторов ХХ века. Мало того, он - явление для нас, значимость которого ещё предстоит осознать. Хочу поделиться с коллегами мыслями, возникшими в процессе изучения книги «Георгий Свиридов. Музыка как судьба», которая составлена из записей в личных дневниках композитора и дополнений к ним от близких родственников.
В моих заметках нет претензий на особую глубину. Их главная задача состоит в подборке высказываний Свиридова, которые, на мой взгляд, прекрасно выявляют личностные качества музыканта.
Надеюсь, заметки передают моё преклонение перед удивительным человеком, при жизни непростым в общении, очень закрытым, а теперь открывшим себя для нас на страницах дневников.
В записях Свиридова, предназначенных для личного пользования, видны настойчивые попытки разобраться в том, что представляет собой русский человек. Здесь вы встретите суждения, близкие мыслям Достоевского, Белинского Пушкина, Гоголя, Пирогова ... К примеру:
«Русская душа всегда хотела верить в лучшее в человеке ... Отсюда - восторг Блока, Есенина, Белого от революции ... Тысячи раз ошибаясь, заблуждаясь, разочаровываясь - она не устаёт, не перестаёт верить до сего дня, несмотря ни на что! Отними у неё эту веру - Русского человека нет. Будет другой человек и не какой-то «особенный», а «средне-европеец», но уже совсем раб, совершенно ничтожный ... Тысячелетие складывалась эта душа, и сразу истребить её оказалось трудным. Но дело истребления идёт мощными шагами теперь» (сохранены орфография и стилистика автора).
При всей своей бесспорной самобытности музыка Свиридова является наследницей великих музыкальных традиций русского народа. Поставить имя Свиридова в один ряд с именем Мусоргского абсолютно оправдано, ибо Георгию Васильевичу также было свойственно пропускать через своё сердце все события, происходящие в России, мучительно искать выхода из сложных для неё ситуаций, вымаливая прощение ей за грехи человеческие. Боль за бесконечно трудный для Родины исторический путь, пророческое предвидение ещё больших бед и плач о них ассоциирует композитора с образом Юродивого в «Борисе Годунове» и, следовательно, с самим Мусоргским.
«Глубоко неверная наша мысль о том, что Глинка – основоположник нашей музыки ... Народная песня и старая церковная музыка - вот то, что лежит в фундаменте нашей культуры. Это понял Мусоргский и тем стал велик. В следовании этим традициям и развитии их его свежесть и оригинальность».
«Мусоргский - великий духовный композитор ... Он открыл заново корневое русское искусство ... полнокровное, могучее, хранившее народный дух, контактное с природой и её жизнью, наполненное изначально Божественного смысла - непостижимого и вечного.
«Величие художника - это величие души (величие духа) художника. Величие Мусоргского и Бородина - это величие христианина».
«Искусство, в котором присутствует Бог как внутренне пережитая идея, будет бессмертным».
Музыкальному гению Свиридова свойственна также гордость за «простого» русского мужика (ведь он и сам родом из крестьян). Его богатырские образы (в «Маленьком триптихе») заставляют вспомнить могучих защитников Древней Руси, воспетых Бородиным. Свиридов в своей музыке часто обращается к яркой краске колокольного звучания, что, несомненно, заставляет говорить о родстве с музыкой Рахманинова (в «Поэме памяти Сергея Есенина»).
«Колокольный звон - это совсем не материальные звуки, это символ, звуки, наполненные глубочайшим духовным смыслом, который не передашь словами. Без этого смысла - всё это превращается в обыкновенный железный лязг ...»
Свиридов создаёт замечательные живописно-звуковые пейзажи (в «Музыкальных иллюстрациях к повести А. Пушкина «Метель»), заставляя нас вспомнить музыку Чайковского, Рахманинова, Римского-Корсакова. Продолжая давние традиции русских музыкантов - сохранение образцов народно-песенного творчества, он воссоздаёт дух и сущностные особенности мелоса песен родной стороны («Курские песни»). Размышления Георгия Васильевича о воздействии песни, особенно народной, наполнены чувством удивительной любви к ней; значение этого жанра для искусства музыки он называет основополагающим.
Что же такое песня с точки зрения мастера вокальных жанров?
«Неправильно пишут о моём пристрастии к литературе или что я считаю литературу первой в иерархии искусств. Последнее - совсем чепуха. Я же пристрастен к слову, как к началу начал, сокровенной сущности жизни и мира. Литература же и её особенные формы - это совсем иное. Многое мне в этом (в литературе собственно) чуждо. Наиболее действенным из искусств представляется мне синтез слова и музыки. Этим я и занимаюсь».
«Задача композитора совсем не в том, чтобы приписать мелодию, ноты к словам поэта. Здесь должно быть создано органичное соединение слова с музыкой».
«... Смешение жанров как-то нехорошо. Довольно смешно слышать русские песни в квартетах Бетховена (однако «Сидел Ваня на диване» замечательно звучит у Чайковского). В операх же есть прямо-таки дивные образцы песен, например, «Исходила младёшенька» и другое у Мусоргского, который это делал, кажется, лучше всех. Он сохранял основу песни, варьируя сопровождение по смыслу куплетов, и находил необыкновенно красивые и вместе с тем оригинальные гармонии (сохраняя мотив).
Симфонизм же песни, т. е. дробление её мелодии, изменение ладовой структуры, это как-то нехорошо. Трудно слушать «Про татарский полон» в «Китеже», а также знаменитую «Во поле берёза стояла», особенно излагающуюся секвенциями. Что-то есть неорганичное, т. е. в самом мотиве, теме нет предпосылки для такого развития. Лучше всего песню оставить песней, хотя она и может стать частью более крупного».
«Песня. Синтез слова и музыки. Символическое искусство. Мелодия - символ, например, Марсельеза».
«Божественная» простота - это не первая попавшаяся, а заветная, извлечённая из глубины души, изысканная там, т. е. возникшая в результате поисков, отшлифованная разумом и талантом художника».
«Европейская (католическая) хоровая музыка не имеет связи с живым языком. Она поётся на мёртвом латинском языке ... в ней нет живого слова с его конкретным смыслом, эмоцией и тайной глубиной ... Когда слово мертво, то музыкант пишет не мелодию. Наоборот, он ищет чисто музыкантские ухищрения: контрапункты, гармонию, форму и т. д., уходя от мелодии. Наоборот, композитор, имеющий дело с живым словом, ищет мелодию».
Поразительно умение композитора психологически точно передать тончайшие изменения человеческих чувств и мыслей («Музыкальные иллюстрации…» - «Романс», «Венчание»). Зачастую его музыкальная фраза почти читаема) имеет конкретный однозначный смысл) и при этом всегда красива. Простота музыкального языка Свиридова изумляет, но как насыщенна эта простота! Музыкальная ткань его произведений соткана из мельчайших деталей, каждая из которых необыкновенно важна. Нет ничего лишнего, но как много даёт внимательному слушателю эта продуманная скупость! О том, как сформировался музыкальный язык композитора, сам он высказался так:
«Я пишу на языке, какой у меня сложился под влиянием освоенной мною музыкальной культуры. Естественно, что у ... композиторов ... более молодых поколений язык складывается иной под воздействием иных, более новых музыкальных впечатлений ...
Ошибочно лишь думать, что сам язык, приёмы музыкального письма так важны. Всё дело в том, о чём говорит художник. Дело ... в содержании. Ни сам язык, ни форма не являются смыслом произведения. Смысл же сочинению придаёт его содержание, лежащее вне музыки, но выраженное в звуках».
«Впечатление поэтическое от скромной малонотной песни иной раз глубже западает в сердце и сидит в нём как заноза, которую не вытянуть иногда во всю последующую жизнь».
«... Музыкальная традиция России и есть ... русский музыкальный язык ... Язык может в чём-то меняться, но существо его должно оставаться незыблемым ... и нет необходимости заменять его каким-либо другим ... искусственно сконструированным языком.
Искусство не эклектическое, цельное должно держаться на прочной ... национальной традиции. Эта традиция не есть нечто застывшее, окостеневшее ... исчерпавшее себя, как пытаются иной раз представить. Напротив, традиция - есть живой, бесконечно меняющийся организм. Одна лишь сердцевина его – цельна».
О главном для меня.
«...Духовное искусство является наиболее высокой формой искусства, ибо оно включает в себя эпическое, народное и индивидуальное (личное) ... Уход от индивидуализма и высшей идее осуществляется по следующему пути: одинокая личность - народ - Бог - личность в новом понимании. На этом пути абсолютно нет места ... ничему мелкому, ничему низменному. Это - только возвышенное искусство. Из всего этого проистекает совершенно новое понимание проблемы человеческой личности».
Великое уважение к Слову, являющемуся основой всего, раскрывается и на тех страницах дневника, где Георгий Васильевич высказывается о близких ему по духу поэтах и писателях. Особенно это касается поэзии С. Есенина и А. Блока, чьи стихи озвучены во многих произведениях Свиридова.
«Есенин - это ... великий поэт, чьё сердце надрывалось от боли (и тревоги) за Родную землю и Родной народ».
«У Есенина в зрелом периоде творчества – «святая простота», всё глубоко, из души, выстрадано каждое слово. Всё ... правда, нет ни малейшей тени какой-либо позы ... самолюбования. Так его сердце было отдано людям, и поэтому его сердце было наполнено бесконечной любовью ко всему сущему в мире. Он не умрёт до тех пор, пока будет жив хоть один русский человек.
Есенин был сразу горячо любим и сразу приобрёл большую популярность своими лирическими и любовными стихами, а внутренняя ... сила его - прорыв в небесную высоту».
«Цвет у Есенина - одно из самых важных отличительных свойств поэзии. Голубая Русь. В этом не только голубой цвет, но и голубь, символ кротости, символ Духа Святого».
«Блок совершенно исключительный музыкальный поэт ... Музыкальные образы занимают огромное место в его поэзии. Более того, Музыка часто являлась побудительной причиной его произведений... Если говорить о музыкальных сочинениях, влияние которых непосредственно ощущается в творчестве Блока, я назвал бы, прежде всего, русскую песню – старинную крестьянскую, и, особенно, новую простонародную песню мещанского склада ... городскую фабричную частушку, цыганский романс ... возведённый им, Блоком, в перл поэтического создания».
«Пушкин очень прост, но это не значит, что все понимают его глубину. Не так-то просто понять самые простые вещи».
«Николай Рубцов - тихий голос великого народа, потаённый, глубокий, скрытый».
С 70-х годов в дневниках композитора зазвучали сначала не громко-тревожно, а затем всё ярче и страшнее мысли об ошибочном пути, по которому пошло современное искусство. Мудрость прожитых лет, тонкое чутье позволили ему уже тогда увидеть трагические итоги последующих десятилетий движения «В сторону от главного». Читать эти страницы дневников трудно, они полны подлинного страдания - Свиридов писал искренне, воспринимая проблемы искусства как свои собственные.
«Искусство нашего века несёт большую ответственность за то, что оно настоятельно и талантливо проповедовало бездуховность, гедонизм, нравственный комфорт, настовую, интеллигентскую избранность».
«Колоссальное увлечение материальным, в то время как сущность искусства нематериальна».
«Конструктивная, техническая сложность (современного произведения) часто соседствует с внутренней пустотой, духовной мелочностью, ничтожностью. Одно - сопровождает другое».
«Вместо мастерства - бойкое ремесленничество ... самонадеянно объявляющее себя мастерством».
«И ныне тщится неумение
Быть всех модней и современнее,
Скрывая жалкие возможности
Под одеяньем ложной сложности ...
И ходит с головой поднятой,
И водит кистью как попало.
Она мечтает быть непонятой.
Её поймут - и всё пропало ...»
(из статьи Е. Винокурова «Фундамент поэзии». «Правда», 5 марта 1974 г.).
«За последние годы в искусстве вообще и в музыке в частности очень много придумано нового. Придуманы новые лады, изобретены и сконструированы новые инструменты, придуманы новые музыкальные системы, новые сочетания звуков, тембров. Словом, чего только не придумано. Но мне кажется: в искусстве главное - это как раз то, чего вообще нельзя придумать. Это главное является как откровение. Душа таланта должна быть открыта ему».
«Смелость и дерзость хороши там, где за ними стоит правда, глубина жизненных явлений ... высота художественного помысла. Какой прок в том, что смело и дерзко говорят пустые, незначительные вещи; совсем плохо, когда смело заявляет о себе неправда.
/пробудился интерес к/ ... Импрессионистам, которых я полюбил с первого знакомства, кроме Пикассо (хилый мальчик на шаре) и др. Это мне всегда не нравилось своей холодной измышлённостью ... бессердечием. Пикассо и Брак чужды Красоте Человека, Красоте Природы. Они певцы мёртвого мира ... Это искусство распада, разложения, но не гнилое, а наоборот - здоровое, ибо не органическое, там нечему гнить. Оно мёртвое, как пластик, как жестяная консервная банка ... Это - голый материализм. Голая материя, но не природа, не дерево, не земля, не то, что даёт жизнь. Такое искусство старается и человека изобразить как куклу, как предмет, механическую марионетку».
Внимательно вслушиваясь в «музыкальный фон» страны, пытаясь разобраться в смысле всевозможных поисков в области музыки, композитор обращает пристальное внимание на творчество своих предшественников. Здесь он находит массу замечательных и талантливых творений, пример которых может научить рьяных новаторов хорошему вкусу и чувству меры.
«...Истинно трагическое остаётся прекрасным. «Кармен», несмотря на весь трагизм ... содержания ... на гигантскую силу своего воздействия, остаётся красивым произведением, это произведение прекрасно, соразмерно, поразительно мелодично ... Герои не кричат, не вопят, оркестр лишён какой-либо громоздкости ... классичен, строг.
Кармен - изначальное, извечное, простое, элементарное по существу, по идее. В этой элементарности заключена потрясающая сила. Однако найти подобную элементарность - удел высшего гения. Это даётся очень редко кому».
Вместе с тем в записях Свиридова можно встретить и негативные характеристики творчества некоторых композиторов, оценённых обществом совсем по-другому. Вот, к примеру, что он пишет о Стравинском:
«Балет Стравинского был принципиально новым шагом, новым явлением в Русском музыкальном искусстве. Он явился естественным и логичным продолжением истории Русской большой оперы XIX в., которая от Героических (Глинка, Бородин) и Трагических (Мусоргский, Чайковский) образов пришла (постепенно мельча их) от реализма к условности, к сказке, от персонажа исторически достоверного или просто житейски достоверного к вымышленному, нереальному. Потом эта сказка перекочевала в балет («Жар-птица»), герои лишились слова, первого отличия человека ... Слово заменилось жестом, духовная жизнь ушла на второй и даже третий планы. На первый план выпятилось земное, животное, инстинктивное ... в противовес духовному началу. Замена слова жестом ... позволила сделать дальнейший шаг: заменить человека куклой, наделённой самыми примитивными, но исключительно сильными страстями (близкими к инстинкту) - «Петрушка». Такова была эволюция русского героя (на музыкальной сцене ХХ столетия)».
Мне приходилось слышать от коллег, что высказывания Георгия Васильевича крайне субъективны и напоминают старческое брюзжание очень пожилых людей. Думаю, что это не так. Во многих высказываниях композитора столько сердечного тепла, благодарности людям, работающим не для собственной материальной выгоды! Он очень скромен, мало пишет о каких-то своих удачах и победах, вы почти не встретите упоминаний о себе, зато всё, что стоит доброго слова, он с радостью заносит в тетрадку.
Судите сами:
«За последнее время появилась целая новая Русская литература. «Деревенщики» все почти из провинции. Но это ... очень образованные ... высокоинтеллигентные, талантливые ... люди. Читал - часто плачу, до того хорошо... Дай Бог, чтобы я не ошибался, так сердцу дорого, что есть подлинная, истинно русская, народная литература в настоящем смысле этого слова».
«Памятник Пушкину Аникушина - поёт, певучая бронза ...»
«Мне очень понравился Веберн (пьесы 1910 года, особенно последняя) ...»
«Прекрасные фуги Глазунова, особенно одна медленная в ля миноре ...»
«Драгоценным качеством музыки Гаврилина является чистота её стиля - признак врождённого таланта и высокого стиля».
«Утром сыграл почти все романсы А. П. Бородина, по тетрадке. Чистота звуков - удивительная. Аристократизм, «княжеское» в каждой ноте, в каждом аккорде, во всей их гармонической системе».
«Романсы Глинки, наряду с симфоническими миниатюрами, - область наивысшего художественного совершенства композитора».
В зрелых годах люди с тонким восприятием происходящего способны внутренним зрением увидеть глубоко скрытые корни многих событий. Так, вероятно, было и у Свиридова, размышлявшего о причинах неприязни Сальери к Моцарту. Он нашёл свой ответ на эту загадку.
О зависти Сальери к Моцарту.
«Её причина. Чаще всего говорят, что в профессиональной зависти меньшего таланта к более крупному ... Дело совсем в ином. Не завидует же Сальери Гайдну ... напротив, упивается «дивным восторгом», слушая его музыку, и наслаждается ею, как гурман, как избранный, не деля своего восторга с толпой низких слушателей.
Не завидует же он Великому Глюку, новатору, направившему музыку по-новому ... пути, и Сальери бросает свою дорогу и идёт за ним смело ... и без колебаний. Не завидует он и грандиозному успеху Пиччинни (Вито Никколо Марчелло Антонио Джакомо Пиччинни - итальянский и французский композитор), кумиру Парижа.
Народность Моцарта - вот с чем он не может смириться. Народность Моцарта, вот что вызывает его негодование и злобу. Музыка для избранных, ставшая и музыкой народной».
Читая страницы дневников, убеждаешься, что весь мир для Свиридова был пронизан музыкой. Он её видел вокруг себя, осязал как реальность, она была его кровью и плотью. Вот почему особый интерес вызвали у меня те страницы дневников, где Георгий Васильевич «перечитывает» булгаковского «Мастера и Маргариту» сквозь призму музыки. О музыкальности романа много говорили литературные критики, этот факт заметен даже мало читающей публике. Свиридов же пошёл дальше и увязал многие музыкальные вкрапления романа с ситуацией в современном искусстве.
Некоторые из высказываний:
«Три действующих лица названы «музыкально»: Берлиоз, Стравинский, Фагот. Хоровое искусство состоит под покровительством Фагота. «Бывший регент» Коровьев организует хоровой кружок. Все начинают петь: «Славное море, священный Байкал ...» Многозначительный намёк на новые функции хорового искусства, на его дьявольское перерождение.
Стр. 653. Маргарита у Латунского. Разрушение рояля. Месть критику за разрушение искусства. Разрушение искусства! Дикие звуки – предвосхищение современной додекафонии, а вернее, какофонии ... Какофония - музыка разрушения, это то, что стало считаться музыкой вообще. Музыкой - Воланда!
Стр. 777-780. Смерть Мастера. Музыка как искусство, как содеянное человеком, уходит и заменяется музыкой природы, мироздания. Гроза – музыка стихии, грохот - обвал Воланда. Свита Бегемота и Фагота. Фагот – инструмент дьявола. У Босха есть изображение черта с носом в виде фагота. Всё заключение, происходящее за пределом человеческого существования, лишено музыки как искусства, но наделено музыкой стихии, музыкой изначального».
Если читателю захочется прочитать книгу, о которой шла речь на страницах журнала, буду считать сей факт своим вкладом в популяризацию музыкальной культуры. Не пожалейте времени, коллеги! Ваши ожидания глубокого, серьёзного и одухотворённого чтива оправдаются с лихвой.
Мне для понимания личности Георгия Васильевича сознание услужливо подбрасывает образ-аналог: это Данко с пылающим сердцем в руке, ведущий сквозь мрак всех, нуждающихся в поддержке (вспомните «Светить всегда, светить везде»), способствующий возрождению великой, но во многом утраченной русской культуры. Для меня Свиридов – олицетворение духовно- нравственного идеала нашего народа.
М. Ю. Лукашевич - доцент кафедры методологии и методики преподавания музыки МПГУ, учитель музыки Гимназии № 1543, город Москва.