Как рождается музыкант?
Как рождается музыкант?
Маленький человечек подошёл к роялю. Ему, наверное, немного страшно - сам он крохотный, а рояль очень большой. Но любопытство побеждает - и человек начинает знакомиться с роялем.
«...Кристоф открывает рояль, усаживается на стул. Он задерживает дыхание. С тревогой чуть касается он пальцем то одной, то другой клавиши... И вдруг раздаётся звук. Звуки разные: то мягкие, то резкие; одни звенят, как бубенчики, другие гудят, как колокола... Мальчик долго прислушивается, как они замирают. Вот-вот, кажется, исчезли! Нет!.. Ещё дрожат... Но самое интересное, когда сразу ударяешь по двум клавишам. Никогда не знаешь, что из этого выйдет. Иногда вылетают два враждебных звука: они сердятся, дерутся, ненавидят друг друга. Иные же - нежные и ласковые; они обнимаются друг с другом...»
Так описал первую встречу будущего музыканта с роялем замечательный французский писатель Ромен Роллан.
Ромен Роллан был не только писателем, но и музыкантом, замечательным историком-музыковедом. Он страстно любил музыку и много о ней писал. В своих музыкальных книгах он рассказывает о жизни знаменитых композиторов, глубоко и серьёзно разбирает их творчество. Читать эти книги очень интересно и не музыканту, но все же довольно трудно. Человек, не знающий музыки, может многого в них не понять.
Но есть у Ромена Роллана музыкальная книга, которую можно читать без специальной подготовки - и всё будет понятно и очень интересно, потому что это - роман. Роман о композиторе и пианисте, имя которого Жан Кристоф (роман так и называется «Жан Кристоф»).
Не ищите этого имени в музыкальных справочниках и энциклопедиях - его там нет, потому что такого композитора не существовало на свете. Его выдумал Ромен Роллан. Произошло это, видимо, потому, что писателю хотелось создать роман не только о жизни музыканта, не только о его музыке (для этого он мог сделать героем романа любого существовавшего на самом деле композитора), но, главным образом, потому, что он хотел попытаться проникнуть в самое сокровенное, в самый процесс творчества. Рассказать о мыслях, переживаниях большого, талантливого художника - рассказать так, как он, Ромен Роллан, человек необычайно музыкальный, всё это понимает. Думать за Бетховена, за Моцарта, творить за них ему казалось, видимо, нескромным.
Вот он и создал образ композитора, в котором воплотились черты многих великих музыкантов. (Можно, пожалуй, сказать, что Жан Кристоф больше всего похож на Бетховена, но именно только похож.)
Так вот - о маленьком Жане Кристофе. Вернее, о его ранних музыкальных впечатлениях.
Наверное, такие или похожие воспоминания о первом знакомстве с музыкой есть у каждого знаменитого музыканта, у каждого исполнителя. Все они испытывали в детстве эту удивительную, ни с чем не сравнимую радость открытия нового мира, в данном случае – мира музыкальных звуков. Каждый когда-то пленился им однажды и на всю жизнь.
Нет никакого сомнения, что такие воспоминания очень радостны. В них нет ещё ничего трудного, непонятного, ведь в то время это была всего лишь игра - увлекательная, любимая игра, не больше.
Но вот кто-то заметил музыкальные способности маленького человечка, и его начинают учить музыке, - например, учить играть на рояле.
Прежде всего, его учат, как нужно ставить пальцы на клавиши, как при этом держать всю руку. Не думайте, что это легко.
Затем он начинает изучать музыкальную грамоту, играет очень несложные пьески и песенки по нотам и одновременно учится играть упражнения, гаммы, арпеджио...
Начинаются трудности. Ромен Роллан рассказывает: «Скоро усиленные занятия надоели Кристофу до смерти. Скучно без конца повторять гаммы и упражнения, сухие и однообразные. Он попробовал взбунтоваться. Он начинал умышленно барабанить, ударяя куда попало, сбивался и путался. Отец сердился и кричал...»
Такие воспоминания уже не очень приятны. Но что же делать, наверное, и это случалось почти с каждым, кто в детстве учился музыке.
Однако проходил год, второй, третий - и оказывалось, что к скучным упражнениям можно привыкнуть. Потом становилось ясно, что они просто необходимы, что они помогают преодолеть технические трудности, которые встречаются в музыкальных произведениях, а произведения эти становятся с каждым разом всё труднее и труднее, и вместе с тем всё интереснее. Музыка начинает входить в жизнь юного музыканта по-настоящему. Уже не пугают страницы, которые кажутся черными - так густо напечатаны нотные знаки. Хочется разобраться в этих значках поскорее, узнать, услышать, о чем они говорят, и чтобы все услышали эту музыку так, как он, пианист (да-да, уже пианист!), её понимает.
Слушая игру известных музыкантов, он уже не всегда соглашается с ними... Вот здесь, в этом месте, композитор хотел сказать не то, передать не те чувства, не то настроение... И после концерта спешит домой, чтобы поскорее сесть за рояль, проверить свои сомнения, попробовать сыграть самому.
...Прелюдия Шопена. Её называют «Прелюдия с капельками дождя». По преданию, Шопен написал её в дождливый день, когда ему было особенно тревожно и грустно.
Вот они, капельки, монотонно повторяющаяся нота. На концерте у пианиста эта нота звучала суховато, чётко и слишком звонко, словно он пытался подражать звуку падающих капель, и это было для него главным. Но разве это просто дождь? Нет и ещё раз нет! Играть надо так, словно каждая капелька-нота ударяет прямо в сердце, заставляя его мучительно сжиматься от холодного, страшного в своём безразличии удара. Музыка прелюдии рассказывает не о дожде, она передаёт настроение, вызванное этим дождём.
А как это сыграть на рояле? Как добиться нужного настроения?
...Проходит час, второй... Одна нота, всего одна, но как трудно её сыграть! И никакая техника тут уже не поможет.
Наконец пальцы нашли нужную силу удара, найден характер звука. Теперь кажется, что кончики пальцев невидимой ниточкой связаны с сердцем, которое отвечает каждому удару: «так-так-так».
На другом концерте не всё понравилось в исполнении одной из сложнейших сонат Бетховена. И снова хочется сразу же сесть и сыграть самому. Но пока что это можно только в мечтах. Ещё не хватает знаний, мастерства, жизненного опыта. А значит, пианист ещё не имеет права взять на себя смелость раскрыть людям все мысли и чувства Бетховена, высказанные в этом сочинении. Он пока ещё сам их не до конца понимает и ощущает.
Снова гаммы, упражнения, снова долгие часы за роялем…
Теперь он уже знает, что музыка - это на всю жизнь, что это его единственная страсть, единственная любовь, единственная цель. Теперь это уже будущая профессия.
Хватит ли таланта? Хватит ли упорства? Работоспособности? Может быть, лучше отказаться, свернуть?
«Человек с талантом, - говорит Артур Рубинштейн, один из лучших пианистов мира, - может родиться на маленькой или большой горе... в жизни каждого большого художника происходит борьба с самим собой: оставаться на горе или сойти в долину. Последнее, конечно, легче».
Хватит ли силы воли остаться на этой горе?
И снова гаммы, упражнения, всё более и более сложные. Порой эти упражнения сложнее, чем самые виртуозные произведения.
Уже приходит первый успех, первые победы на конкурсах. Наконец - слава. А успокаиваться нельзя.
«Мы все стремимся к идеалу,- снова вспоминаются слова Артура Рубинштейна,- но каждый раз этот идеал отодвигается всё дальше. Лучше заменить слово «идеал» словом «надежда». Достиг чего-то, мечтаешь снова - и так всегда».
Вот это и есть настоящее творчество. И разве эти слова относятся только к музыкантам?
Автор текста: Галина Левашева.
На постере картина Чарльза Веста Коупа «Урок музыки».
