Музыкальные жанры: Увертюра

Мало кто из композиторов принял совет Джоаккино Россини о том, что самый простой способ начать оперу — не написать к ней никакой увертюры всерьез, и в результате мы вряд ли найдем музыкальный спектакль, который не начинался бы большим или меньшим оркестровым вступлением. И если небольшое вступление так и принято называть — Вступление, то развернутую прелюдию к оперному спектаклю называют Увертюрой...

Александр Майкапар 

Музыкальные жанры: Увертюра

Первую статью нашего цикла «Музыкальные жанры», посвященную опере, мы закончили словами остряка Джоаккино Россини о том, что самый простой способ начать оперу — не написать к ней никакой увертюры. Мало кто из композиторов принял этот совет всерьез, и в результате мы вряд ли найдем музыкальный спектакль, который не начинался бы бoльшим или меньшим оркестровым вступлением. И если небольшое вступление так и принято называть — Вступление, то развернутую прелюдию к оперному спектаклю называют Увертюрой.

Со словом (как и с самим понятием) увертюра неразрывно связано представление о вступлении к чему-то. И это понятно, ведь слово заимствовано из французского, в который, в свою очередь, пришло из латинского: aperture — значит открытие, начало. Впоследствии — и об этом мы тоже скажем — композиторы стали писать самостоятельные оркестровые пьесы, в программе которых мыслилась определенная драматургия и даже сценическое действие (увертюра-фантазия П. Чайковского «Ромео и Джульетта», «Праздничная увертюра» Д.Шостаковича). Наш разговор об увертюре мы начнем с увертюры к опере; именно в этом качестве увертюра утвердилась при первом своем появлении.

История появления

История увертюры восходит к начальным этапам развития оперы. И это переносит нас в Италию рубежа XVI–XVII вв. и во Францию XVII в. Принято считать, что первой увертюрой является вступление к опере итальянского композитора Клаудио Монтеверди «Орфей» (точнее — «Сказание об Орфее»). Опера была поставлена в Мантуе при дворе герцога Винченцо I Гонзага. Она начинается с пролога, а сам пролог — с вступительных звуков фанфар. Это вступление — родоначальник жанра увертюры — само еще не увертюра в современном понимании, то есть не введение в музыкальный мир всей оперы. Это, в сущности, приветственный клич в честь герцога (дань ритуалу), который, как можно предположить, присутствовал на премьере, состоявшейся 24 февраля 1607 года. Музыкальный фрагмент и не назван в опере увертюрой (термина тогда еще не существовало).

Герцог Винченцо I Гонзага

Некоторых историков удивляет, почему эта музыка названа Токката. Действительно, на первый взгляд странно, ведь мы привыкли, что токката — это клавирная пьеса виртуозного склада. Дело в том, что Монтеверди, вероятно, было важно отличить музыку, которая исполняется на инструментах, то есть посредством пальцев, касающихся струн или духовых инструментов, как в данном случае (итал. toccare — трогать, ударять, касаться) от той, которая поется (итал. cantare — петь).

Итак, идея вступления к сценическому музыкальному спектаклю родилась. Теперь этому вступлению суждено было превратиться в истинную увертюру. В XVII и, быть может, даже в большей степени в XVIII веке, в эпоху кодификации многих, если не всех, художественных понятий и принципов жанр увертюры тоже получил эстетическое осмысление и конструктивное оформление. Теперь это был вполне определенный раздел оперы, который должен строиться по строгим законам музыкальной формы. Это была «симфония» (но не путать с более поздним жанром классической симфонии, о котором у нас речь впереди), состоявшая из трех контрастных по характеру и темпу разделов: быстро — медленно — быстро. В крайних разделах могла использоваться полифоническая техника письма, но при этом заключительный раздел имел танцевальный характер. Средняя часть — всегда лирический эпизод.

Еще долгое время композиторам не приходило в голову ввести в увертюру музыкальные темы и образы оперы. Быть может, это объясняется тем, что оперы того времени состояли из замкнутых номеров (арий, речитативов, ансамблей) и не имели еще ярких музыкальных характеристик персонажей. Было бы неоправданно использовать в увертюре мелодию какой-то одной или двух арий, когда их в опере могло быть до двух десятков.

Позже, когда сначала робко возникла, а затем превратилась в основополагающий принцип (как, например, у Вагнера) идея лейтмотивов, то есть определенных музыкальных характеристик персонажей, естественно родилась мысль эти музыкальные темы (мелодии или гармонические построения) как бы анонсировать в увертюре. В этот момент вступление к опере стало истинной увертюрой.

Поскольку всякая опера драматургическое действо, борьба характеров и, прежде всего, мужского и женского начал, то естественно, что музыкальные характеристики этих двух начал составляют драматическую пружину и музыкальную интригу увертюры. Для композитора искушением может быть стремление вместить в увертюру все яркие мелодические образы оперы. И здесь талант, вкус и не в последнюю очередь здравый смысл ставят границы, чтобы увертюра не превратилась в простое попурри из мелодий оперы.

Великие оперы имеют великие увертюры. Трудно удержаться, чтобы не дать краткий обзор хотя бы самых известных.

Западные композиторы

В. А. Моцарт. Дон-Жуан

Увертюра начинается торжественной и грозной музыкой. Здесь нужно сделать одну оговорку. Читатель помнит, что было сказано о первой увертюре — Монтеверди к его «Орфею»: там фанфары призывали слушателя к вниманию. Здесь два первых аккорда формально, казалось бы, играют ту же роль (так, кстати, считал А. Улыбышев, страстный почитатель Моцарта, автор первого обстоятельного исследования его творчества). Но это толкование в корне неверно. В увертюре Моцарта вступительные аккорды та же музыка, которая сопровождает роковое появление Каменного гостя в последней сцене оперы.

Декорации к опере В.А. Моцарта «Дон Джованни» («Дон Жуан») в Гранд-опера

Таким образом, весь первый раздел увертюры — это картина развязки оперы в некоем поэтическом предвидении. В сущности, это гениальная художественная находка Моцарта, которая впоследствии, еще и с легкой руки Вебера (в увертюре к его «Оберону»), стала художественным достоянием многих других композиторов. Эти тридцать тактов вступления к увертюре написаны в ре миноре. Для Моцарта это трагическая тональность. Здесь заявляют о себе сверхъестественные силы. Это всего лишь два аккорда. Но какая потрясающая энергия заключена в многозначительных паузах и в не имеющем себе равных эффекте синкоп, следующих за каждым аккордом! «Кажется, будто на нас пристально смотрит искаженный лик Медузы», — замечает Г. Аберт, крупнейший знаток Моцарта. Но эти аккорды проходят, увертюра разражается солнечным мажором и теперь звучит необычайно живо, как и должна звучать увертюра к dramma giocoso (итал. — веселая драма, как назвал свою оперу Моцарт). Эта увертюра не только гениальное музыкальное произведение, это гениальное драматургическое творение!

К. М. фон Вебер. Оберон

Постоянные посетители симфонических концертов так хорошо знакомы с увертюрой из «Оберона» как самостоятельным произведением, что редко задумываются о том, что она сконструирована из тем, которые играют важную роль в самой опере.

Сцена из оперы «Оберон» К.М. Вебера. Мюнхенская опера (1835)

Однако если взглянуть на увертюру в контексте оперы, то можно обнаружить, что каждая из ее необычайно знакомых тем связана с той или иной драматургически значимой ролью этой сказки. Так, вступительный мягкий зов рога — это мелодия, которую герой сам исполняет на своем волшебном роге. Быстро спускающиеся аккорды у деревянных духовых используются в опере для того, чтобы нарисовать фон или атмосферу сказочного царства; взволнованные поднимающиеся ввысь скрипки, открывающие быстрый раздел увертюры, используются для сопровождения бегства влюбленных на корабль (мы, к сожалению, не можем здесь подробно излагать весь сюжет оперы). Чудесная, похожая на молитвенную мелодия, исполняемая сначала кларнетом соло, а затем струнными, превращается действительно в молитву героя, в то время как триумфальная тема, исполняемая сначала спокойно, а затем в радостном fortissimo, вновь появляется в качестве кульминации грандиозной арии сопрано — «Океан, ты могущественный монстр».

Так Вебер в увертюре обозревает основные музыкальные образы оперы.

Л. ван Бетховен. Фиделио

Незадолго до смерти Бетховен подарил партитуру своей единственной оперы близкому другу и биографу Антону Шиндлеру. «Из всех моих детищ, — сказал как-то умирающий композитор, — это произведение стоило мне при его рождении наибольших мук, позже доставило наибольшие огорчения и поэтому оно мне дороже всех других». Здесь смело можно утверждать, что мало кто из оперных композиторов может похвастаться, что написал столь экспрессивную музыку, как увертюра к «Фиделио», известная как «Леонора № 3».

Естественно, возникает вопрос: почему «№ 3»?

Сцена из оперы «Фиделио» Л. Бетховена. Австрийский театр (1957)

У постановщиков оперы имеются на выбор четыре (!) увертюры. Первая — она была сочинена прежде остальных и исполнялась на премьере оперы в 1805 г. — в настоящее время известна как «Леонора № 2». Другая увертюра была сочинена для постановки оперы в марте 1806 г. Именно она была несколько упрощена для планировавшейся, но так и не осуществленной постановки оперы в Праге в том же году. Рукопись этого варианта увертюры была потеряна и найдена в 1832 г., причем, когда ее обнаружили, было высказано предположение, что этот вариант и является первым. Эта увертюра,таким образом, была ошибочно названа «Леонора № 1».

Третья увертюра, написанная для исполнения оперы в 1814 г., названа «Фиделио-увертюра». Именно она в наши дни обычно исполняется перед первым действием и более, чем все остальные, соответствует ему. И, наконец, «Леонора № 3». Она часто исполняется между двумя сценами второго действия. Многим критикам предвосхищение в ней музыкальных и драматических эффектов, которые имеются в следующей за нею сцене, кажется художественным просчетом композитора. Но сама по себе эта увертюра столь сильна, столь драматична, столь действенна благодаря призыву трубы за сценой (повторенному, конечно, в опере), что не нуждается ни в каких сценических действиях, чтобы передать музыкальное послание оперы. Именно поэтому эта величайшая оркестровая поэма — «Леонора № 3» — должна быть сохранена исключительно для концертного зала.

Ф. Мендельсон. Сон в летнюю ночь

Трудно удержаться, чтобы не привести рассуждения другого гениального композитора — Ф. Листа — об этой увертюре, предваряющей среди других номеров цикла знаменитый «Свадебный марш».

«Увертюра своею оригинальностью, симметрией и благозвучием в органическом слиянии разнородных элементов, свежестью и грацией держится решительно на одной высоте с пьесою. Аккорды духовых в начале и в конце — точно веки, которые тихо смыкаются над глазами засыпающего и потом тихо раскрываются при пробуждении, а между этим опусканием и поднятием век целый мир сновидений, в котором элементы, страстный, фантастический и комический, мастерски выраженные каждый порознь, встречаются и переплетаются между собою в самых искусных контрастах и в самом изящном сочетании линий. Талант Мендельсона как нельзя счастливее сроднился с веселой, шутливой, очаровательной и чарующей атмосферой этого роскошного шекспировского создания».

Комментарии переводчика статьи, выдающегося русского композитора и музыканта А. Серова: «Чего бы, казалось, требовать от музыки в отношении картинности, как, например, увертюра к «Сну в летнюю ночь», где кроме общей волшебно-капризной атмосферы так живо вырисованы все главные стороны сюжета? <…> Между тем не будь над этой увертюрой ее заглавия, не сделай Мендельсон подписи под каждою из составных частей этой музыки, которая употреблена им в течение самой драмы, в разных ее местах, не будь всего этого, и вряд ли кто из миллионов людей, так часто слушавших эту увертюру, мог бы догадаться, о чем в ней дело идет, что именно хотел выразить автор. Не будь статьи Листа, многим не пришло бы в голову, что тихие аккорды духовых инструментов, которыми начинается и кончается увертюра, выражают смыкание глазных век. Между тем о верности такого толкования теперь и спорить невозможно».

Русские композиторы

М. И. Глинка. Руслан и Людмила

Идея произведения — торжество светлых сил жизни — раскрывается уже в увертюре, в которой использована ликующая музыка финала оперы. Музыка эта проникнута ожиданием праздника, пира, ощущением преддверия торжества. В среднем разделе увертюры возникают таинственные, фантастические звучания. Материал этой блестящей увертюры пришел М. И. Глинке в голову, когда однажды ночью он ехал в карете из села Новоспасское в Петербург.

И. Билибин. Эскиз декорации к опере М. Глинки «Руслан и Людмила» (1913)

Н. А. Римский-Корсаков. Сказание о невидимом граде Китеже и Деве Февронии

Вступление к опере — симфоническая картина. Она называется «Похвала пустыне» (имеется в виду пустынь — так древние славяне именовали уединенное, не заселенное людьми место). Музыка начинается тихим аккордом в глубоком нижнем регистре: из недр земли устремляются в чистое небо нежные звуки арфы, словно ветер уносит их ввысь. Гармония мягко звучащих струнных передает шелест листвы вековых деревьев. Поет гобой, колышется над лесом светлая мелодия — тема девы Февронии, птицы свистят, заливаются трелями, кричит кукушка… Ожил лес. Величественной, необъятной стала его гармония.

Звучит прекрасный ликующий напев гимна — похвала пустыне. Он возносится к самому солнцу, и, кажется, слышно, как вторит ему все живое, сливаясь со звучанием леса. (История музыки знает несколько изумительных воплощений в музыке шума леса и шелеста листвы, например, помимо данной увертюры, 2-я сцена из II действия оперы Р. Вагнера «Зигфрид»; этот эпизод хорошо знаком любителям симфонической музыки, поскольку часто исполняется как самостоятельный концертный номер и в таком случае называется «Шелест леса».)

П. И. Чайковский. Торжественная увертюра «1812 год»

Премьера увертюры состоялась в храме Христа Спасителя 20 августа 1882 года. Издал партитуру в том же году П. Юргенсон, который и передал заказ на нее Чайковскому (в сущности, он был поверенным композитора во всех его издательских делах).

Хотя Чайковский прохладно отзывался о заказе, работа его увлекла, и родившееся произведение свидетельствует о творческом вдохновении композитора и его большом мастерстве: произведение наполнено глубоким чувством. Мы знаем, что патриотические темы были близки композитору и живо волновали его.

Чайковский очень изобретательно выстроил драматургию увертюры. Она начинается с мрачных звуков оркестра, имитирующих звучание русского церковного хора. Это как бы напоминание об объявлении войны, которое осуществлялось в России во время церковной службы. Затем сразу же звучит праздничное пение о победе русского оружия.

Затем следует мелодия, представляющая марширующие армии, исполненная трубами. Французский гимн «Марсельеза» отображает победы Франции и взятие Москвы в сентябре 1812 года. Русское воинство символизируют в увертюре русские народные песни, в частности мотив из дуэта Власьевны и Олены из оперы «Воевода» и русская народная песня «У ворот, ворот батюшкиных». Бегство французов из Москвы в конце октября 1812 года обозначено нисходящим мотивом. Гром пушек отражает военные успехи при подходе к границам Франции.

По окончании эпизода, изображающего войну, возвращаются звуки хора, на этот раз исполненные целым оркестром на фоне колокольного звона в честь победы и освобождения России от французов. За пушками и звуками марша должна звучать, согласно авторской партитуре, мелодия российскогонационального гимна «Боже, царя храни». Российский гимн противопоставлен французскому гимну, который звучал ранее.

Стоит обратить внимание на такой факт: в увертюре (в авторской записи) используются гимны Франции и России, какими они были установлены в 1882 г., а не в 1812-м. С 1799 по 1815 г. во Франции не было гимна, а «Марсельеза» не восстанавливалась в качестве гимна до 1870 г. «Боже, царя храни» был написан и утвержден в качестве гимна России в 1833 г., то есть много лет спустя после войны.

Вопреки мнению Чайковского, считавшего, что увертюра «не заключает в себе, кажется, никаких серьезных достоинств» (письмо к Э.Ф. Направнику), успех ее возрастал с каждым годом. Еще при жизни Чайковского она исполнялась неоднократно в Москве, Смоленске, Павловске, Тифлисе, Одессе, Харькове, в том числе и под управлением самого композитора. Имела она большой успех и за границей: в Праге, Берлине, Брюсселе. Под влиянием успеха Чайковский изменил к ней отношение и стал включать ее в свои авторские концерты, а иногда, по требованию публики, исполнял на бис.

* * *

Наш выбор выдающихся произведений в жанре увертюры отнюдь не единственно возможный, и только рамки статьи его ограничивают. Так получается, что окончание одного очерка естественным образом приводит нас к теме следующего. Так было с оперой, обсуждение которой привело нас к рассказу об увертюре. Так происходит и на сей раз: классический тип итальянской увертюры XVIII века оказался той исходной формой, дальнейшее развитие которой привело к рождению жанра симфонии. О ней и будет наш следующий рассказ.

По материалам журнала «Искусство» № 06/2009

На постере: Увертюра к опере «Чародейка», автор фото не известен